Это было волшебное Рождество. Сладкий стол, подарки, белые бумажные ангелы на елке двигались как живые, вот-вот взлетят. Потом все звонили в маленькие колокольчики, пока не услышали голос большого колокола деревенской церкви. Дети похватали свои пальтишки и выбежали на улицу. Здесь звон был слышен громче. Он был такой торжественный, величественный, что все затихли, забыли про проказы. Том чувствовал, как снежинки падают на его разгоряченное лицо и тихо млел от счастья. Только так и могло закончиться это волшебное Рождество – прохладными снежинками. Бом-м-м – Бом-м-м – Бом-м-м… Том проснулся, но не до конца. Его душа была еще там, в далеком детстве, уши слышали звон большого колокола, кожа чувствовала холод снежинок, а ум уже сказал, что он проснулся… На лицо и правда падало что-то прохладное. Дождь. «Крыша прохудилась, - подумал Том, - опять.» Сезон дождей начался внезапно и не кончался уже два месяца. Том с тоской подумал, что утром, когда рассветет, он полезет по мокрым стволам, рубить листья, а потом будет укладывать их на крышу. Надоело! Одно хорошо – тепло. В родной Англии уже простыл бы от постоянной сырости, а тут тепло. Вот уже восемь месяцев он здесь, на маленьком островке, который исхожен вдоль и поперек. Когда его смыло за борт, за поясом был только нож. Он и выручает сейчас. Как ему удалось выплыть, знает только Бог. Том как клещ вцепился в обломок мачты, что переломился и ухнул в воду с парусом, да повезло, что буря быстро стихла. Остался пустой спокойный океан, и он один. Второй раз повезло, когда через два дня плавания, его прибило к берегу. Когда Том, падая и снова поднимаясь, вылез на берег, то чувствовал себя самым счастливым человеком на свете. Земля! Что может быть прекраснее. Но остров оказался необитаемым, и он здесь один, совсем один. От голода не умирает, ест фрукты, орехи, да птичьи яйца. Воду находит в широких листьях. За то время, что живет здесь, обзавелся хозяйством – наделал плошек из половинок кокосов. Каждый день делает зарубки на палке-календаре. Самое страшное – забыть время. Это все равно, что забыть себя. Построил хижину, накрыл ее пальмовыми листьями, но когда начались дожди, понял, что они защищают только от Солнца. Обломок мачты с парусом вкопал на самом высоком месте. Может быть, кто увидит. Том не знал где он, ходят ли корабли поблизости или этот островок лежит далеко от торговых путей. Интересно – удалось ли выжить кораблю? Последний раз он видел галеон, когда буря швыряла его из стороны в сторону, почти укладывая его мачты на воду. Если корабль выжил, добрался ли он уже до родных мест? Если да, семья уже похоронила его и оплакала. Никому и в голову не придет, что он выжил. Том старался воскресить в памяти лица родителей и сестер, а когда у него получалось, и он видел их как наяву, то кричал им: «Я жив! Я жив!» И надеялся, что они душой услышат его крик.
Сезон дождей кончился, и дни покатились одинаковые как бусины в четках, не отличишь один от другого. Книг не было, поговорить не с кем. Все свободное время Том молился, чтобы не сойти с ума от тоскливых мыслей. Он стал замечать, что от долгой молитвы, входит в измененное состояние сознания, оно, словно, меняется. И Том становился другим Томом. Исчезала суетность и тоска, появлялось величественное спокойствие и способность видеть дивные картины. Очнувшись, он не мог понять – сон это был или видение? Однажды Тому привиделось, что он молодой монах. Странное было ощущение – Том понимал, что это он, хотя и лицо и фигура были не его. Том чувствовал все эмоции монаха, как свои. Ему хотелось на волю, вон из монастыря. Фабиан попал сюда еще мальчиком, сначала был послушником, потом принял постриг, а потом его молодое сильное тело взяло верх над разумом. Юноша метался как волк в клетке. Короткие молитвы не помогали, а долго молиться он не мог. Мысли убегали и уносили его с собой, туда на перекресток трех дорог, который он видел из окна кельи, и который казался ему символом свободы – иди куда хочешь, на все три стороны. И однажды, Фабиан сбежал. Ночью он перелез через монастырскую стену, добежал до перекрестка и, покружив немного, помчался по одной из дорог. Случай помог ему обменять свою одежду на мирскую, целый год он не снимал на людях шапку, скрывая тонзуру. За это время, Фабиан ушел далеко от своего монастыря. Подрабатывал то дровосеком, то водовозом, освоил немного ремесло плотника, и каждый раз, заработав немного денег, уходил все дальше и дальше. Через год, в этом крепком загорелом парне с сильными руками уже невозможно было узнать беглого монашка, тонкого и бледного. Фабиан прожил долгую мирскую жизнь, женился, нянчил детей, много работал, и ни разу не пожалел о своем побеге из дома Бога. Никому, ни своей жене, ни исповеднику он не говорил об этом. И только перед иконой, шептал про себя слова прощения.
И Бог простил его. Душа Фабиана не попала в Ад, а пройдя чистилище, вернулась через 100 лет, воплотившись в моряке Томе. Том стоял на коленях перед самодельным крестом, и ему казалось, что он слышал ласковый голос: «Сыночек мой, прости за то, что ты здесь, но тебе надо было прожить жизнь в уединении и молитве, а ты в прошлый раз сбежал с урока. Поэтому сейчас я сделал так, что ты сбежать не сможешь.» Том открыл глаза и улыбнулся. Он увидел смысл, в своем одиночестве и долгих годах молитв впереди. А еще Том подумал, что завтра канун Рождества, и он соорудит елку из пальмовых веток, украсит ее фруктами и фигурками зеленых ангелов, вырезанных из широких листьев. Они будут двигаться от ночного бриза как живые и напоминать ему то волшебное Рождество из детства, головокружительное счастье, прохладные снежинки и голос большого деревенского колокола. Бом-м-м – Бом-м-м – Бом-м-м…